Освобожденные: чего боятся люди юга Украины

Находясь среди своих — донецких военных, российских журналистов и волонтеров, просто жителей Донбасса, натерпевшихся от Украины и потому без сомнений сочувствующих российской спецоперации, рискуешь впасть в однобокость взгляда. Именно поэтому, когда появилась возможность проехать по территориям недавно занятым союзными войсками — юго-западу Донецкой, части Запорожской и Херсонской областей, я за эту возможность ухватилась. Мои путевые заметки, разговоры с людьми без пропагандистских купюр — перед вами.

Наталия Курчатова

На прицеле никто не держит?

Из Донецка выезжаем около девяти утра. Мой товарищ, что ведет машину — доброволец батальона «Восток» Андрей, по мирной специальности — пожарный. Мы оба не местные, поэтому едем по карте. На южной окраине города девушка-навигатор в телефоне настойчиво советует повернуть у блокпоста на запад. Едем туда. Навстречу попадаются группы сожженной бронетехники, под колесами хрустит. Я решаю тоже заглянуть в карту: «Э-э, тебе не кажется, что мы едем в Марьинку, которую еще взяли не полностью?»... Вокруг между тем подозрительно тихо. «Подстрелить может и не подстрелят, но колеса мы здесь точно оставим», – спокойно замечает Андрей. Поворачиваем обратно и уходим по трассе на юг, на Волноваху.

Последняя республиканская заправка — в Мангуше. Этот поселок занят союзными войсками РФ/ЛДНР давно, заправка работает третий месяц. Расчет — и в рублях, и в гривнах. В продаже — в том числе продукция из ДНР. Пейзаж вокруг мирный — зеленеющие холмы, водохранилища — излишек воды сваливается в круглую шахту посреди водного зеркала, будто воду пьет кто-то, спрятанный глубоко под землей.

На въезде в Запорожскую область военный с блокпоста заглядывает в кабину нашего «Соболя» и спрашивает: «Все нормально, ребята? На прицеле вас никто не держит?»

Мне уже рассказывали, что отдельные группы украинских военных просачивались из блокированного Мариуполя и могут до сей поры бродить в лесопосадках.

Наталия Курчатова

Дорога на Бердянск хорошая и совершенно без следов войны. На полотне свежая разметка. Правда, вскоре ее перегораживает основательное препятствие с указателем на объезд. Когда машина, покачавшись на поселковых ухабах, выворачивает обратно на трассу, видим на развязке сожженный украинский танк.

Сонный Бердянск: ни войны, ни военных

На въезде в Бердянск дежурят военные РФ одной из степных республик: крепкие кривоногие фигуры, горячие раскосые глаза над балаклавами. Аж тянет отпустить шутку про «боевых бурятов Путина». На самом деле ребята из Калмыкии. Проезжаем пост с наилучшими от них пожеланиями. На одном из первых светофоров опускается стекло соседней машины с украинскими номерами: «Вы из России?» - «Да, но едем из Донецка. Как у вас в городе обстановка?» – «Тихо-мирно!» – машут из автомобиля.

Город действительно производит впечатление мирного, даже сонного — залитые солнцем провинциальные улочки, на каждом углу — пивные заведения ларечного типа, украшенные изображениями веселых красных раков, на домах объявления о сдаче курортного жилья. Бердянск — город незамысловатого отдыха, читается в его облике. Мы ищем кафе с wi-fi, донецкая связь прекратилась на границе Запорожской области. Но общепит города, похоже, бастует — в отличие от пивнушек. Захожу в небольшой магазин. Спрашиваю у продавщиц, принимают ли рубли, ответ — да, рубли и гривны. Задаю вопрос о ситуации в городе, были ли боевые действия. «Нет, ничего такого не было», - отвечает одна. «Наш город оккупирован», – отчеканивает вторая. «Ясно, поняла вас», – как можно более мирно говорю я.

Выезжаем на берег моря. Еще год назад донецкая подруга рассказывала, что лучшее Азовское море — в Бердянске, но вряд ли мы скоро туда попадем. И вот я стою на берегу «лучшего Азовского моря». По набережной гуляют люди, некоторые купаются. Ко мне подруливает белоголовый мальчуган на велике; обращаюсь к его матери, сразу представляясь журналистом. Женщина говорит, что смены власти в городе «мы даже не заметили». Сначала хотели уехать от войны в Крым, но, вроде, и в Бердянске все спокойно. Говорит, что ее семья рада, что сюда «пришла Россия», но на камеру она этого сказать не может. «Потому что в городе есть активисты проукраинские... На самом деле многие люди думают так же, как и мы, но на нас осуществляется серьезное давление», – говорит собеседница.

Наталия Курчатова

Проезжаем по улицам города. Я покупаю в магазине мороженое «Хрещатик», продавщица долго вертит рубли – «а как я проверю, что они настоящие?». В итоге верит моим рублям, но сдачу дает в гривнах. На улице ловлю семейную пару средних лет, люди говорят – «жили и будем жить при любой власти». «А вы записываете?», – с подозрением говорит мужчина, глядя на телефон в моей руке. – «Не записывайте! А то вы выложите запись, а потом вернутся украинцы и нас расстреляют». Слово «расстреляют» он произносит без тени иронии.

Возвращаемся к морю мимо порта, который сейчас не работает, как и большинство городских предприятий. На бульварчике близ порта встречаю трех девушек-подростков; прошу их рассказать о жизни в Бердянске, с их точки зрения. Одна из девушек смотрит на меня насупленно: «не буду с вами говорить!» Две другие, Катя и Софа, рассказывают, что «В городе все хорошо – кроме корабля подбитого (российский БДК, подорванный в порту Бердянска уже в марте, после занятия города, – прим. авт.), других боевых действий не было». Школьный год у девчонок закончился в обычном режиме. О российских военных Катя и Софа говорят – «они интеллигентные».

Неподалеку — молодая пара с двумя детьми, меньший еще в коляске. Мужчина пьет пиво, женщина лузгает семечки. На вопрос об отношении к перемене власти муж отвечает: «Нам все равно, лишь бы детей нормально вырастить».

На краю пляжа вижу двух женщин с собакой. Женщины сидят и смотрят на волны. При моем приближении собака заходится лаем. Женщина помоложе успокаивает собаку. Мы заговариваем, и я сразу чувствую в тоне собеседниц отсутствие напряженности, по контрасту с другими встреченными здесь людьми. Оказывается, что Ирина и ее мама Анна Павловна – беженки из Мариуполя. Ирина выехала в марте, Анна Павловна поначалу отказалась покидать свой дом. Но вскоре их дом был занят нацполком «Азов». Пожилая женщина ушла от «азовцев» и шагала двенадцать километров до блокпоста ДНР, где ей помогли наши военные. Впоследствии Ирина нашла мать и семья воссоединилась, причем удалось вывезти даже собаку Альму, о которой уже думали, что она сгинула в разрушенном городе. 

«Наш дом находится в плачевном состоянии, второй этаж полностью выгорел, дом стоит без крыши, размародеренный полностью...», – рассказывает Ирина. 

Она говорит, что в Бердянске им «все нравится», они «привыкают к мирной жизни». При этом арендная плата за квартиру, которую снимает семья, составляет 8 тысяч гривен, и это серьезная сумма для людей, которые потеряли большую часть имущества. Мы тепло прощаемся; удивительным образом люди, пострадавшие от боевых действий, которые ведет в том числе и Россия, настроены к России куда лучше тех, кого война, считай, не затронула.

Когда машина минует стоящие на одной улице костел и православный храм и приближается к блокпосту на выезде из Бердянска, Андрей отмечает, что мы не встретили на городских улицах ни одного военного. А боец на блокпосту, снова из того же калмыцкого батальона, приветствует нас с нескрываемым удовольствием: «Ребята, как увидел наши российские номера, так сразу обрадовался!»

«Медовый город» Мелитополь и его «гитлеры»

По пути в Мелитополь пролетаем еще несколько поселков. Всюду тишь да гладь; и, кстати, несмотря на сообщения о срыве посевной на юге Украины, многие поля засеяны.

«Медовый город» – так переводится с греческого название Мелитополя, украшен наглядной агитацией к недавнему Дню Победы и портретами фронтовиков-героев из Запорожской области. Пожалуй, пока это единственное вмешательство российской власти в городской пейзаж. На проспекте Богдана Хмельницкого — главной улице города, видим скопление народа. Рядом стоят люди в военной форме. Собравшиеся рассказывают, что ажиотаж вызван продажей сим-карт нового российского оператора «На связи», который заработает в Запорожской области с 1 июня вместо украинских «Водафона» и «Киевстара». Люди активно высказывают недовольство организацией процесса: «Вчера сидело две девушки на продаже карт, теперь аж четыре! Потому такая очередь. Нам все равно, какая власть, лишь бы был порядок и нормальная жизнь! А этого пока нет».

Наталия Курчатова

Впрочем, после разрушенного Мариуполя, да даже и Донецка, где мирные жители рискуют погибнуть под обстрелом украинской артиллерии, просто выйдя в магазин за хлебом, а воду дают по часам, да и то не во всех районах — бедствия мелитопольцев, каюсь, воспринимаются не столь остро.

Один из людей в форме, что дежурят у здания, говорит: «Симок этих завезли много, хватит всем... Откуда ажиотаж? Человеческий фактор...»

Меня дергает за рукав парнишка — по совпадению, такой же серебряно-беловолосый, как и мальчик из Бердянска. Говорит, что им с мамой не хватает денег на еду. Прошу мальчика отвести меня к его маме. Невысокая, уютная – Вера стоит в окружении детей, их у нее пятеро. Спрашиваю у нее о затруднениях. Женщина говорит, что на днях получила гуманитарную помощь от РФ в объеме 10 тысяч рублей, но регулярные выплаты пособия на ребенка-инвалида — у одного из ее ребят психиатрический диагноз – пока не начались. К тому же ребенку нужны дорогие препараты для сохранения ремиссии. Детей она воспитывает одна, муж ушел. Вера осмеливается поговорить со мной под запись, но камеру просит не включать: «Потому что в городе есть недоброжелатели России...» Спрашиваю женщину, чего конкретно она опасается. «Могут и убить», – спокойно говорит Вера. «Даже вас, женщину с детьми?» – «Да. Они настоящие гитлеры. По распоряжению бывшего мэра Федорова (Иван Федоров, бывший мэр Мелитополя, был задержан российскими властями, но вскоре состоялся обмен и его выдали на Украину, – прим. авт.) в городе проходят митинги против России. Он хоть и находится сейчас за границей, но имеет здесь связи...» Вера сообщает, что в первые дни спецоперации в городе были случаи мародерства: «Бандиты какие-то появились. Я даже боялась на улицу выйти. Потом мы ждали гуманитарную помощь от России, а проукраинские кричали что побьют тех, кто будет брать помощь». О российских военных говорит: «Если ты с ними по-человечески, то и они по-человечески. Они общительные, детей угощают конфетами, иногда деньги дают». Я тоже даю Вере немного денег. Одна из ее девчонок залезает мне на руки, как обезьянка, и нежно смеется.

Другой собеседник говорит еще более конкретно: «И власть местную, и правоохранительные органы вашим придется серьезно чистить. Даже многие из тех, кто сотрудничают сейчас, одним глазом посматривают на Украину, и, если что, переобуются в один момент...» О сотрудничестве с российскими властями местные говорят, что «...некоторых принуждают к этому. Впрочем, среди моих знакомых таких случаев нет, просто ходят разговоры такие». От себя добавлю, что пусть это только слухи, неизбежные в переходный период — лучшее сотрудничество основывается на убежденности, не на давлении. Для тех же, кто принципиально не готов принять новую реальность — их немного, но они есть и очень активны, всегда есть возможность уехать туда, где реальность будет их ожиданиям соответствовать. Например, в Канаду, которую называют «заокеанской вотчиной Бандеры». Впрочем, всегда находятся и те, кто готов перейти гуманистическую грань – несколько дней спустя в паре сотен метров от места, где мы разговаривали, прогремел взрыв — СВУ было заложено у столба, пострадали пассажиры гражданского автомобиля.

Чуть дальше, у памятника Тарасу Шевченко — люди в советской еще военной форме, в фуражках с зелеными околышами. Ветераны погранвойск празднуют свой день. Настроение приподнятое, развеваются флаги, из колонки звучат военные песни. Люди рассказывают, что собираются здесь каждый год, несмотря на то, что в прошлом например году были эксцессы — проукраинские активисты кидали в них яйцами. Тем не менее погранцы — единственные люди в Мелитополе, что не боятся говорить с российскими журналистами на камеру. Анатолий Владимирович, годы службы в погранвойсках — 1970-72, комментирует проблемы с украинскими радикалами философски: «Дураков везде хватает». О заходе российских войск говорит: «Они зашли, мы даже не заметили... Проснулись — они уже тут. Обстановка в городе спокойная, не стреляют, не обижают. Все нормально». 

Наталия Курчатова

Между тем мой товарищ уже раздобыл кофе — в городе работает кофейня, рядом — хинкальная. Девушка-бариста приготовила Андрею кофе просто так, поскольку рубли у них пока не в ходу, а гривен у него не было. Затем приготовила и мне. С улыбкой рассказывает: «Тут у нас одно время стояли российские солдаты, я вышла и говорю им — вы с автоматами, люди пугаются и к нам не заходят. Они — так давайте мы такие с автоматами их к вам приведем! Я говорю — не надо. Посмеялись. Они нормальные парни...» Мне хочется попросить девушку снять ее рассказ, но я вспоминаю слова Веры о «гитлерах», которые могут убить даже женщину, и не решаюсь подвергать риску милую девушку.

Алые маки Херсонщины

Из Мелитополя едем на юг, вскоре начинаются степи Херсонщины. У дороги указатель – «заповедник Аскания-Нова». Я вспоминаю хорошего знакомого, бойца батальона «Восток» с позывным Тарком — он родом отсюда, в детстве жил в заповеднике. «На Донбассе разве степи? Вот у нас степь — ровная, как стол, и трава до горизонта...» Тарком погиб в боях за Мариуполь в середине апреля. Я смотрю на траву до горизонта, в которой мелькают искорки алых маков. Когда Андрей останавливает машину, чтобы залить бензин, я, немного поразмыслив, — работа на Донбассе приучила меня не сходить с асфальта без необходимости, в полях могут быть мины или неразорвавшиеся боеприпасы, – схожу с дороги и иду в эту мирную степь. Нагретые за день травы пахнут парфюмерной лавкой, когда я давлю их стебельки подошвами сандалий. Останавливаюсь и рву маки. Цветов много, еще больше — бутонов, которые будут раскрываться, пока вся степь, ровная до горизонта, не запестреет огненными лепестками.

Наталия Курчатова