В Новый год – на русской тройке: экспансии Санта-Клауса конец. Дед Мороз – победитель по жизни

31 декабря - iatochka.news, 11:00. «Рождественский козел» Йоулупукки. Два аналога Санкт-Клауса мужского пола в Швеции. Итальянская Бефана, которую сжигают, видимо потому, что она в отличие от Снегурочки не умеет таять. У каждой страны свои символы перехода из старого года в новый. Но расположившиеся под елочкой наши дедушка с внучкой кажутся среди них самыми милыми. «Точка» разобралась, почему они так пришлись нам по сердцу, и в чем древность их образов.

Дом Деда Мороза

Дед Мороз и Снегурочка — два главных сказочных персонажа зимних праздников. В масштабах нашей истории они очень молоды. Но их «успех» – лучшее подтверждение тому, что в них заключается нечто соответствующее архетипу сознания русского человека.

Новый старый дед

Хозяин зимы с зычным голосом и сияющим посохом, которого наши дети ждут с подарками, «родился» уже в советскую эпоху, в 30-х годах. Тогда еще были живы люди, помнившие его литературного прототипа по имени Мороз Иванович. Последний, в свою очередь, в качестве светского персонажа кое-что перенял у святого Николая Чудотворца.

Однако и тут мы, словно реставраторы, под одним образом на картине обнаруживаем еще более древний. Дедушка Мороз вед тоже повторяет общую тенденцию культурных символов, когда древние языческие архетипы заменялись христианскими. Естественно, происходило смешение старого и нового.

Первоначальным же образом ныне собирательного образа считают духа холода по имени Трескун, известного также по имени Студенец. Это был по-человечески понятный персонаж. Строгость в нем сочеталась со справедливостью. Он, как Морозка из одноименного фильма, мог и наказать злодея, заморозив кого-то при помощи посоха, и одарить, если человек ему приглянулся добрыми поступками или подарками.

Таким образом, образ классического Деда Мороза в сегодняшнем понимании – это обновленный под прикладную задачу синтез архаичных образов. Светский персонаж массовой культуры с тысячелетним религиозно-мистическим содержанием, остающимся, как правило, за гранью восприятия.

Федот, да не тот

Говорить, что главный волшебник последней ночи декабря – прямой аналог Санта-Клауса, по меньшей мере некорректно. Внешнее сходство, конечно, есть, но не более, чем с другими персонажами, взращенными общими арийскими прототипами современных европейских народов.

Старые народные сказки славян, германцев и кельтов с их тройными повторениями сюжетов современному русскому читателю мало знакомы. Зато мы все знаем сказки Пушкина, где они нашли отражение в несколько измененном виде. Например, если друзьями Белоснежки на Западе являются низкорослые гномы, то в Пушкинском варианте об отравленном яблоке, основанном на славянском фольклоре, это семь рослых богатырей.

Во и наш Дед Мороз, рождённый в СССР, также более брутален, чем пузатый Санта-Клаус с его короткой шубейкой, не рассчитанной на сильные морозы. Отечественный даритель подарков очень высок, без очков, у него есть дети. И, что не маловажно, он входит в дом как нормальный человек в дверь, а не через трубу. И строго спрашивает: хорошо ли вели себя ребятишки?

Все это, казалось бы, мелочи, но они отражают принципиально иное восприятие жизни, чем у европейцев. Ведь те же добро и зло, как антагонистические начала, будучи на первый взгляд сходны в мифологии всех народов, различаются на практике. И эта разница рождает уникальный культурный код нации. Они, эти нюансы, наполняют образ нашего волшебника совсем иными символами. Деторождение, здоровье, телесная мощь и красота.

Да и русская тройка, на которой в сказочных сюжетах мчится Мороз со Снегурочкой по России, сама по себе – это тоже символ. Для нас он понятней и ярче, чем оленья упряжка Санта-Клауса. Кто впервые вживую видит рогатых скакунов, всегда удивляется, какие они на самом деле маленькие. А тройка – это масштаб России и широта характера, мощь и красота. Оленьей упряжке за ней не поспеть.

И, наконец, Дед Мороз не приходит в Рождество, как Санта-Клаус. Соответственно, в наших праздниках нет прямого смешения светских и религиозных символов в канун года.

Для общего развития

Как уже было сказано выше, образы новогоднего волшебника очень разные. Даже в России помимо Великого Устюга есть еще одна подобная резиденция – в русской Лапландии, недалеко от городов Апатиты и Мончегорск на Кольском полуострове. Ответ, как такое возможно находится, вероятно, где-то в плоскости магии. Нам, прошедшим курс школьной физики, не понять. Перед Новым годом давайте просто поверим, что волшебник один, но в разных ипостасях. А еще есть Терем Снегурочки в Костроме, сказочная деревня в Сочи… И это – только в России.

Существует свой Дедушка и отдельная резиденция в белорусской Беловежской пуще. А в Швеции целых два «брата» нашего Деда Мороза. Один из них – сутулый старик Юлтомтен, а второй – карлик по имени Юлниссаар. Вот так вот вместо дедушки с внучкой…

В Финляндии есть некто Йоулупукки. Переводится как «рождественский козел». Странному прозвищу, конечно, есть разумное объяснение, но комментарии, как говорится, излишни. Это не наш формат.

В Италии, помимо дарителя подарков, есть еще некая волшебница Бефана (обычно эта старуха, но бывает и девушкой, как Снегурочка). При этом потомки римлян до сих пор не определились, кто она – злая колдунья или добрая ведьма. Иногда ее возят в тележке в облике тряпичной куклы, а затем сжигают на площади. Учитывая, что Италия не самая снежная страна, все это ассоциируется больше с инквизицией, чем с нашей веселой Масленицей. Ох, уж эти европейцы, все время ищут врага, которого надо уничтожить…

А у монголов дедушку и его внучку, соответственно, зовут Увлин Увгун и Зазан Охин. Звучит красиво. Так что, если хочется послушать бой курантов в другой стране, то, наверное, лучше сделать это не в Европе, а в Монголии. Там есть снег, природа и дружественный народ.

Красна девица

Современная Снегурочка появилась на Кремлевской елке как спутница волшебника также незадолго до Великой Отечественной войны. На новогодних елках она — милый посредник между детьми и их бородатым гостем.

Фото: Дом Деда Мороза

И хотя ее образ формально не наполнен такими же древними смыслами, как у своего прямого предка, Снегурочка не менее архетипична со своей косой, румянцем и кокошником. Однако это не только персонаж народной сказки о созданной из снега и ожившей дочери, которой позже будет суждено растаять. Любой удачный культурный образ — это синтез смыслов, аналогий и глубинного коллективного бессознательного.

Вот и наша Снегурочка, изначально вылепленная народной фантазией, с подачи Александра Островского попала в качестве дочери своего будущего деда (такой вот оксюморон), на подмостки театра. Но даже под влиянием успеха в одноименной опере Римского-Корсакова, в царской России наша красавица так и не приобрела роли ведущей праздника. Тогда она была просто персонажем костюмированных представлений и инсценировок. И только советская власть вывела ее в люди.

И, наконец, символический образ России — это именно красивая молодая девушка. Очень русская, тоже вобравшая в себя что-то от далекого язычества, что-то – из сюжетов наших великих писателей.

Раз, два, три! Елочка, гори!

Поскольку новогодняя ночь – это событие сказочное, ему не обойтись без третьего обязательного атрибута. Это, конечно же, елка – ось и символ праздника. Обычай украшать ее действительно относительно новый. Оно и понятно. Начало нового календаря в ночь с декабря на январь мы начали отмечать только при Петре Первом. Таким образом, именно ему россияне обязаны сакрализацией этого характерного для России хвойного дерева.

Хотя стоит отметить, что знакомый нам ритуал с украшением зеленой красавицы в домах и подарками появился много позже царя-реформатора, уже в XIX веке. Первый праздник «детской елочки» для императорской семьи состоялся в 1828 году, а чуть позже мода на лесное дерево в собственном доме распространилась по всему Санкт-Петербургу и за его пределами. Уже в 50-х годах XIX века хвойные символы смены эпох не только рубили под заказ, но и продавали рядом с гостиным двором, так как на них был устойчивый спрос. Первая же публичная елка в империи Романовых организована на Екатерингофском вокзале Северной столицы. Так что петербуржцам есть чем гордиться.

После революции елки попали в немилость, но потом праздник не просто вернулся, но и стал массовым. Если до революции мероприятия в духе Гофмановского «Щелкунчика» считались статусными или семейными, то теперь елка пришла в каждый дом. И пусть вместо Вифлеемской звезды на верхушке появилась пятиконечная, восторг детей от этого не уменьшился.

Таковы символы главного зимнего праздника, который благодаря им самый особый и самый близкий для нас, рожденных и живущих в России.

А правду о буднях Дедов Морозов и Снегурочек вы можете прочитать в одном из предыдущих материалов «Точки».

Материал подготовил Илья Земцов

Подписывайтесь и читайте нас в удобном формате в соцсетях: ВКОНТАКТЕ, ДЗЕН и ТЕЛЕГРАМ.