Уроженец Новосибирска честно рассказал о буднях в зоне боевого соприкосновения в рамках проекта «Сибирь фронтовая».
Вчера продавал кукурузу с горошком – сегодня бьет врага в зоне СВО. Обычная история простого сибиряка: он мог остаться дома, но предпочел пойти добровольцем, чтобы «не ждать, пока начнут выламывать дверь в квартиру, а решить все за территорией дома». Уроженец Новосибирска с позывным «Есаул» рассказал «Точке» в рамках проекта «Сибирь фронтовая» о нелегких военных буднях.
– Чем ты занимался на «гражданке»?
Есаул: Я маркетолог, около пяти лет индивидуальным предпринимателем был. До того, как сюда приехать, ушел с позиции менеджера по региональным продажам, развивал продукт. [Продавали] Кукурузу консервированную, горошек. Развивал предприятия по всей России, занимался дистрибуцией, продажами.
– Как оказался в зоне СВО?
Е.: [Приехал] В начале лета 2023 года, полтора года назад. Причина абсолютно простая, мне кажется, как и у многих. Когда тебе стучатся в дверь, так как я живу в приграничной зоне последние несколько лет (переехал три года назад из Новосибирска в Краснодар – прим.авт.), и говорят: «Выходи, будем разбираться», лучше выйти и решить эту проблему сразу. Потому что когда тебе начнут выламывать дверь в квартиру, тебе придется уже намного хуже, намного сложнее в этой ситуации, придется уже защищать семью. Пока есть возможность это сделать за территорией дома, на территории лестничной клетки или на улице – решай вопросы таким образом. Это мое мнение.
– Родители отговаривать не стали?
Е.: Волнуются, но отговаривать от чего? Точно также, как и родители, и любой другой человек, повлиять на твердое решение мужчины может только сам мужчина. Если ты принял решение, в чем смысл, если тебе будут каждый день твои родные и близкие говорить о том, что переживают, и что ты попал в какое-то место повышенной опасности, повышенного риска? Это будет только дискомфорт доставлять. Поэтому нет, все прекрасно.
– Как приняла твоя девушка желание пойти «за ленточку»?
Е.: Когда я уходил, девушки не было. Она появилась [позже], на данный момент уже невеста. Это девушка, которую я попросил: «Поживи, пожалуйста, в моей квартире, чтобы я ее не сдавал. Погуляй с собакой». Теперь у нас образовалась ячейка общества, за то время, пока я здесь. Женимся, когда вернусь. Отказалась выходить замуж, пока я на войне, чтобы не получать компенсацию просто так, а ей нужен живой муж. Это ее позиция, понять могу.
– Что можешь вспомнить про первый бой?
Е.: Наверное, в первые боевые выходы чувствовалась неуверенность. Ты не знаешь реально о том, что тебя ждет впереди; и только столкнувшись с первыми обстрелами, столкнувшись с первыми реальными попытками конкретно тебя добить беспилотниками, дают тебе понять, что это, возможно, не так страшно. Первое – это волнение, неуверенность, когда ты идешь… Больше ничего особенного. Адреналин. Оказалось, что у меня он проявляется нормально. Есть отрицательный и положительный адреналин; отрицательный – тебя сковывает, и в рамках боевой обстановки это смертельно для тебя. Либо это может быть адреналин, который заставляет тебя более активно двигаться, быстрее мыслить. На мне он отражался просто как «быстрее перемещайся, быстрее ползи». Беги или сражайся.
– Как справляетесь с атакующими ежедневно беспилотниками? Какой самый опасный?
Е.: «Баба-Яга». Приносит много проблем, несет на себе большой, тяжелый боеприпас, плюс достаточно хорошо тебя видит ночью. Как бы ты ни повернулся, как бы ты ни пукнул, она в любом случае заметит. Все ее должны опасаться. Но есть пост, на который выходят ребята каждый вечер, и пытаются ее целенаправленно поймать. Разводят костры, делают ложные позиции, машут руками, ногами, кричат на нее. В какой-то момент, бывает, даже устают, выходят в нее пострелять. Любые предпринимаемые действия, чтобы она на тебя обратила внимание – они делают. И это ежедневно.
Иногда приходится прикидываться пьяными, это просто от скуки в какой-то момент [придумали]. Потому что тебе становится нелепо, что она летит куда-то и обращает внимание на других, но совершенно не обращает внимания на тебя – специалиста, который пытается ее уничтожить. Ты начинаешь думать, что, может быть, там ребята в каком-то другом состоянии, надо, наверное, в их агрегатное [состояние] войти.
Бывает, что удается, но пока именно такой способ никак не сработал. Если она заметит тебя, начнет снижаться, чтобы сделать свой сброс, тебя уничтожить – ты же заранее специально на нее вышел, ты сможешь сбить ее стрелковым оружием. Чем ниже она спускается, тем больше вероятность по ней попасть. Ее обшивают листами метала, чтобы в случае чего по касательной отразила. Но я думаю, что полрожка автомата в любом случае ни одна техника не выдержит.
По всей бригаде их уже достаточное количество, думаю, что больше десятка уже сбили. Из личного опыта: человек с нашего подразделения за месяц сбил три «Бабы-Яги, собственноручно один человек. Такая статистика действительно есть.
– Что чувствовал, когда терял боевых товарищей?
Е.: Воспринимать с самого начала тяжело, первые «триста» – это просто тебе сообщили, что твой друг женится, если сравнивать. То есть что-то произошло, – оно необычно, но ничего. Первый «200» был самый тяжелый. После этого уже все остальные парни, которых нет с нами – это ребята, с которыми я подписывал контракт, и из этих уже не все добрались до сегодняшнего момента… Главное помнить, что память об этих людях – это то, что точно с нами остается. Как бы это страшно ни звучало, но это тоже начинаешь воспринимать как свою обыденность. Мы все тут находимся в зоне повышенного риска, позавтракав и пожав друг другу руки, вы вечером можете и не встретиться. Это каждый раз как русская рулетка, когда ты выкатываешься в «домашние» условия своего лагеря – все ли дойдут, кто будет? Со временем перестаешь об этом задумываться, и когда говорят: такого-то с нами больше нет – главное просто помнить, что времени подстраиваться нет. Есть только злоба.
– Как складываются отношения с местными жителями?
Е.: По примеру нового 2024 года: помню, были женщины, которые пекли пироги; мы к этому отнеслись сначала с опаской, но у нас есть специально обученный человек, который ест вообще все, мы проверили, что он жив, и благодаря этому мы употребили всю эту пищу. А нам действительно принесли 4 или 5 женщин, живущих в домах по соседству, выпечку, и сказали: «Ребята, когда вы их наконец уничтожите, отодвинете, чтобы мы здесь жили спокойно?». Это их помощь нам, психологическая – самое главное. Ты видишь, что есть люди из местных, которым важна твоя работа.
Маленькие дети тоже есть, но их настроение совсем разное. Много кто любит наших военных, также как и любой другой ребенок, пацан может любить габаритную технику. Практически в каждом населенном пункте есть такие, которые машут и встречают технику. Но есть наверняка и дети, которые могут в подвалах собирать беспилотники, делать что-то против нас.
– После окончания боевых действий сможем ли сосуществовать с украинцами?
Е.: Конечно, не вопрос. Если для них это будет настолько невыносимая мука, то также, как и сейчас, им никто не будет мешать уехать на территории, которые им более подходят для проживания. Другие области Украины, в которых они найдут себе сопереживающих.
Меня не беспокоит, что в соседней квартире кто-то называет меня идиотом. Я буду идиотом, если я буду стоять со стаканом у этой стенки и слушать, как меня оскорбляют, злиться и стучать в нее. Вот это будет означать, что я идиот.
– Кому бы хотел передать привет на «гражданке»?
Е.: Я бы хотел передать привет всей своей школе №158 в Калининском районе. А все остальные и так от меня приветы получают регулярно.
Ранее «Точка» писала о том, что армия России вырастет до второй по численности в мире.
С начала специальной военной операции на защиту Родины с оружием в руках встали тысячи жителей Новосибирской области. Каждый из них – герой. Информационное агентство «Точка» представляет специальный проект «Сибирь фронтовая» – цикл эксклюзивных интервью с русскими воинами с передовой. Авторы проекта: Ростислав Антонов, Анастасия Антонова
Подписывайтесь и читайте нас в удобном формате в соцсетях: ВКОНТАКТЕ, ДЗЕН и ТЕЛЕГРАМ