«Буян» против Лексуса: однорукий ветеран СВО рассказал, как фронтовики становятся чужими в родной стране

Избивших ветерана СВО граждан с нерусскими фамилиями выпустили из-под стражи. По мнению пострадавшего, его история иллюстрирует общую проблему, с которой сталкиваются бойцы по возвращению с фронта.

С Виталием Павловским — «Буяном» — мы познакомились осенью 2023 года «за ленточкой». Его добровольческая бригада работала тогда на одном из самых сложных направлений, клещеевском. На фронте встретить земляка всегда радость. Выглядел он колоритно: крепко сбитый, бородатый, спокойный, с хитроватым прищуром и… одной рукой. Нет, он не потерял ее в боях. В таком «комплекте» он еще в 2022-м пошел защищать свою страну, с большим трудом прорвавшись на фронт.

На момент нашей встречи у Буяна заканчивался очередной контракт. А уже через пару месяцев он попал в «тыловые» сводки. Двое автохамов с нерусскими фамилиями, которым он сделал замечание за неправильно припаркованный Лексус, избили его при жене и всем честном народе, приговаривая, что будут «резать русских свиней». Произошло это на стрелке Васильевского острова, в нашем родном городе. Когда нападавших задержали, начались «качели»: то Буян чуть ли не сам на несчастных напал (хотя на видео с камер прекрасно видно, кто кого избивает), то он якобы наврал про участие в СВО. Родственников бойца атаковали в соцсетях угрозами, ему самому пытались «пришить» асоциальное поведение. И вот новая информация: обоих нападавших выпустили из-под стражи. Что происходит в этом деле, почему фронтовики по возвращении чувствуют себя лишними людьми и как воевал человек с одной рукой — в интервью Виталия «Точке».

— Виталий, давай напомним, что именно тогда произошло. Как так вышло, что завязалась драка?

— Мы гуляли с женой по стрелке Васильевского острова. Автохамы припарковались в запрещенном месте, там даже есть знаки, что парковка запрещена. И они заехали полностью, весь Лексус загнали на пешеходную зону, на брусчатку. Погода стояла декабрьская: с одной стороны машины был лед и вода, с другой стороны — стена. Они своим авто заблокировали весь проход людям. Ну, и я им сделал замечание.

— Может, от раздражения резковато его сделал?

— Я был совершенно спокоен. Увидел людей, выходящих из этой машины, предложил ее перепарковать. И мы с женой пошли дальше, я вообще не ожидал каких-то действий. А вслед раздались вот эти самые выкрики, угрозы, которые я описывал ранее, и которые очень тяжело, на самом деле, вспоминать.

И даже вот многие не верят, что неужели так может быть? Неужели человек-то просто так может тебя называть «русской свиньей»? Сразу, в ходу? Угрожать убийством. Кричать: «Кто ты такой? Я здесь хозяин! Где парковал — там и буду парковать!». Это все произошло в один момент. И, естественно, я отреагировал, повернулся и подошел ближе. Тогда от них пошли угрозы.

— То есть «полыхнуло» сразу.

— Ну я сразу понял, что что-то будет сейчас происходить с его стороны. Он полез в карман, как будто чтобы что-то достать. Может, нож какой-то там или что… Я его локтем отодвинул, дистанцировал от себя. Как это получилось? Не знаю. С моей стороны было действие направлено просто на дистанцию. Был ли там удар, либо не было удара, это уже следствие покажет. Ну, на видео все видно.

Фото: Pr Scr telegram.org / Петербургская полиция

— Слушай, а скажи вообще есть какое-то понимание, кто они? Все же «Лексус» – недешевая машина, так-то. Что известно о них?

— Известно там все по материалам дела. Оказалось, у них машина кредитная, и квартиры у них в ипотеки, и дом в кредит. Бедная-бедная семья.

— Чиновники, бизнесмены?

— Бизнес какой-то, видимо. Да там целый семейный подряд. У мамы одного из них ресторанный комплекс, известный в Петербурге, в который ходит вся элита. Отец другого — сотрудник правоохранительных органов. Но есть фотографии, где он в погонах, где он принимает поздравления общественные, награды служебные.

— То есть чувствовать себя уверенными в себе у них основания были.

— А то. Особенно с оружием в бардачке. Там, как оказалось, лежал травмат, который нападавший ранее уже применял. По тому инциденту дело сначала было возбуждено по хулиганству, потом его закрыли.

— Помнится, сначала нападавшие улыбались, глядя в камеры.

— Сначала вообще было интересно. Приехали сотрудники полиции, Росгвардия, скорая. И никто этих нарушителей даже задерживать не стал. Хотя есть видео того, что там происходило: избиение продолжалось, я падал, нападавшие продолжали меня бить. А полиция по приезду просто предложила им поехать в отделение. И они туда отправились на своем «Лексусе». А в отделении полиции начались уже «качели». То начальник полиции ко мне подошел, сказал, что это ты все виноват, что ты делаешь, что ты врешь. Чуть ли не пострадавшие они и это я на них напал.

— В таких случаях иногда любят списывать на то, что, дескать, ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство, иногда встречающееся у участников боевых действий — прим. ред.) у бойца, неадекватен…

— Что у меня? А, да, конечно. Я же дикий, необразованный мужик. В общем, сейчас их уже выпустили под подписку. Дело не закрыто, следственный комитет продолжает работать: собирают материальную базу, опрашивают свидетелей. И вот тут проблема. Место людное, народу было много, но теперь все молчат. Таксисты, у которых запрашивали видеозапись происходящего там — они дать какие-то показания отказываются. Говорят, что ничего не видели. Видеозаписей якобы в такси никаких нет.

— А тебе важно доказать те слова нападавших, которые они кричали во время избиения. Что будут резать «русских свиней», вот эти угрозы.

— Конечно. И следственный комитет же собрал доказательную базу, что это было покушение на убийство. Собирали по показаниям свидетелей и по составу событий. А прокуратура, как я понял, считает наоборот, что это была этих двух граждан самооборона. Что это я действовал противоправно, а отсутствие руки не говорит о том, что я был в беспомощном состоянии. Ну и в целом такая риторика вдруг пошла, что я не имею отношения к СВО, и я ввожу всех в заблуждение и нигде не принимал участия.

— Ну на фронте ты точно был. Когда мы виделись там, ты был тогда на контракте через «Редут». И как я помню, это далеко не первый твой контракт был.

— До этого в 2022 году в 20-м БАРС служил.

— Такой немного неловкий вопрос. Ты же на контракт шел уже без руки. Почему решился, как справился?

— Я просто знал, что должен быть там. Как это просто технически произойдет, я не понимал. Но справился.

— Служил замполитом?

— Да почему же. В БАРС я был формально оператором штаба. Но это были штурмовые подразделения — и в БАРС, и в «Редуте». У нас там и водители, простите, ходили на боевые, и повара. Я делал, что мог, старался не ограничиваться, старался избегать штабной работы. Хотя, кстати, и по штабу нам прилетало, и по «располаге». Там безопасных мест нет. Мне важно было участвовать во всем. Обучился, как все, прошел все полигоны. Я думаю, все товарищи подтвердят, что я был на равных. Не было поблажек и со стороны инструкторов, скорее, наоборот. У людей был в глазах вопрос: что ты здесь делаешь вообще? Поэтому приходилось переламывать ситуацию, доказывать, на что способен.

Фото из архива Виталия Павловского

— Это же очень сложно физически.

— Я привык. Сначала боялся попасть в тяжелую ситуацию, ведь надо было выполнять некоторые действия с оружием, оказывать медицинскую помощь — бинтовать, уколы ставить. Но я же, например, еще до СВО не бросил заниматься спортом. Мне это привычно.  Я готов и терпеть насмешки, не реагирую на это.

— Что чувствуешь в бою? Страх, ярость, что именно? Ты же ходил в бой?

— Естественно, были у нас бои. И обстрелы, и стрелковые, когда на нас ДРГ выходили.  Чувствовал ответственность за моих товарищей. А страшно не было. Так уж устроен.

— По своему опыту знаю: на фронте помогает понимание, что есть что-то важнее твоей жизни. Не в смысле, что ты рад ее отдать, но, если придется — готов. Ведь рано или поздно все равно умрем, но некоторые еще и зря проживут.

— Человек приносит пользу самой своей жизнью. Ты вносишь вклад в общечеловеческий сосуд. Свою какую-то долю мудрости, подвиги. Ты уже живешь не зря. И внутренний подвиг ты должен совершить. И тогда ты какую-то каплю в сосуд добавишь. Вот Зою Космодемьянскую, например, запытали насмерть, повесили. А что она сделала? Смерть у нее пустая была или нет? Многие скажут, да, пустая. Но она вдохновила людей, она герой. С нее берут пример. А война — это вообще глупо. Сейчас славяне убивают друг друга. Но другого пути нет, и пока мы все не очнемся — будет это продолжаться.

— Кстати, об обществе, которому пора очнуться. Вот ты приходишь с передовой, ты там решал важную задачу, рисковал жизнью. Там смерть как норма, там горе каждый день, а ты там не просто находился, ты работал. Чтобы те, кто в тылу остался, жили мирно. А здесь люди переживают в основном, что «шанельки» в рынка ушли. Или как у тебя, «хозяева жизни» сами решают, где им машину парковать. Это же колоссальный внутренний конфликт все.

— Бич нашего общества — это высокомерие с обеих сторон. Мирные — они часто не понимают и общаются с тобой не совсем адекватно. Некоторые даже, когда я пришел, переставали руку подавать. Но высокомерие все-таки есть и со стороны нас, ветеранов, участников СВО. Есть какой-то запрос к обществу, требования. Иногда обоснованный психотравмой. Нам нужно, как ребенку, какое-то внимание.

— Например?

— Ну, вот я комиссию проходил на протезирование, мне предложили. И я же, ты сама знаешь, не за льготами пошел на фронт, тем более у нас их нету. Мы же даже не добровольцы, мы «Редут». Никто мне не предлагал помочь с протезом. Ладно, я сейчас сам порешал, в Москве предложили, в Сколково запротезировать. Так вот, проходил комиссию до последней командировки. И столкнулся с животным отношением со стороны не всех, но некоторых врачей, медсестер. Нет, они мне не грубят. Но вот мне один говорит: ты сам решил на фронт идти, это в твоих интересах. Да нет, ответил я, в твоих. Добровольцы кончатся, и поедешь ты, мой дорогой. Это будет уже в твоих интересах. В общем, не прошел я комиссию. Все. Вернул документы, и поехал на СВО. Жертвуя своими этими протезами.

— Как фронт тебя изменил?

— Наверное, никак. Потому что я был внутренне всегда к этому готов. Даже после первых боестолкновений, первых смертей, потерь, ракет, опасностей, всего-всего. Я внутренне всегда был к этому готов. Это всегда отражалось в моих произведениях, в книгах. Я об этом всегда пишу, мне это снилось. Сейчас попроще, сейчас мне стало полегче, когда я это визуализировал все. Война началась. И я уверен, что она будет очень большая. Еще будет.

Фото из архива Виталия Павловского

— А вернувшись с фронта, ты столкнулся с такой агрессивной реакцией, неуважением вот таких граждан. Чужаков, назовем их так.

— Знаешь, что такое лишние люди? Моя личная жертва — я поехал на фронт, отказавшись от семейной жизни, от любимой жены, от спорта, от самолюбования. У меня дети растут, с дочками готовимся к чемпионату России. Мне предлагали в администрации должность начальника ГО и ЧС, но я отказался от этой должности, чтобы поехать на СВО. А когда вернулся, увидел, что нас делают лишними людьми. Я увидел политику мигрантскую. Мы завозим мигрантов, потом выйдет указ мусульманской общины, мы разрешим мусульманам три-четыре жены иметь.

— Ну все же вроде бы не разрешили.

— Все впереди. Я вижу засилье мигрантов в центре Петербурга, на Васильевском острове. Их больше, чем на окраинах. Я там всю жизнь прожил, на окраине города. Это я, коренной житель. А вот эти товарищи… Я не нацист, мне лишь бы человек хороший был. Но почему же у нас запланирован демографический подъем за счет мигрантов? Почему-то я ни одного мигранта не увидел на передовой. А вернулся… И понял, что мы вымрем. Вот если я погибну… Мои дети вырастут в чужой среде. Мои дочери выйдут за мигрантов, родят им детей. Мой сын будет в этой культуре и будет смеяться над твоим папой дурачком, который сдох на этой непонятной войне. У них сейчас, у мигрантов, хорошие зарплаты, они получают хорошо. А я не могу найти себе работу, хотя я юрист — работаю с госзаказами, у меня большой опыт стройки.

— А возвращаясь к твоей ситуации. Будешь еще бороться как-то за себя юридически?

— Юридически сейчас работает целый Следственный комитет России. Я не подозреваемый и мне свои права отстаивать не надо. Я просто буду делать все необходимое. Давать показания, являться на заседания. Сделаю все в рамках закона.  Следователи собрали все, что могли, дело только за свидетелями. Но знаешь… Если будет аналогичная ситуация в жизни происходить, я поступлю ровно так же, как тогда. Я пожил и не буду ровно дышать, когда вижу несправедливость в отношении общества, людей. Я могу в отношении себя проглотить какие-то моменты. И пусть пишут, что я асоциальный, что цепляюсь к людям… Но я просто знаю, что не буду молчать.

Ранее «Точка» писала, что Госдума отклонила законопроект о запрете хостелов в многоквартирных домах.

Подготовила Анастасия Антонова

Подписывайтесь и читайте нас в удобном формате в соцсетях: ВКОНТАКТЕДЗЕН и ТЕЛЕГРАМ